Обвинения Госдепартамента США

     1 июля 2021 года Госдепартамент США опубликовал официальный доклад, в котором Россия была обвинена в том, что она «активно способствует» использованию «принудительного труда» северокорейских рабочих. В докладе содержится утверждение о том, что Россия, действуя в нарушение резолюции Совета Безопасности, которая запрещает использование труда рабочих из КНДР, продолжает принимать на работу северокорейских граждан. В частности, утверждается, что в 2020 году гражданам КНДР было выдано около 3000 студенческих и туристических виз, которые используются для легализации въезда в страну северокорейских рабочих. Госдепартамент заявил, что таким образом Россию следует считать «активным пособником» в деле использования «рабского труда» северокорейских рабочих.

     Это заявление содержит в себе некоторые элементы правды – действительно, туристические и студенческие визы северокорейским гражданам российскими властями, безусловно, выдаются. Более того, очевидно, что значительная часть граждан КНДР, формально въезжающих в Россию по туристским и студенческим визам, в итоге оказывается на строительных и промышленных объектах, где и трудится в качестве рабочих гастарбайтеров. Однако использование по отношению к этим рабочим таких ярлыков как «принудительный труд» вызывает большие сомнения.

Немного истории: рыболовы, лесорубы, строители

     Использование труда северокорейских рабочих на хозяйственных объектах России и СССР началось ровно 75 лет назад, с тех пор трудовые мигранты из КНДР находились на территории СССР или России постоянно.

     На протяжении десятилетий российский Дальний Восток страдал от хронической нехватки рабочих рук, а соседняя Северная Корея являлась страной, в которой существовал избыток дисциплинированной и дешёвой рабочей силы. Таким образом, импорт рабочей силы из КНДР был продиктован взаимной выгодой и экономическими соображениями, которые мало зависели от сложных поворотов в политических отношениях между Москвой и Пхеньяном.

     Вербовка северокорейских рабочих для работы в СССР началась в конце 1946 года, то есть во времена, когда северокорейского государства ещё не существовало. Проводилась вербовка Советской Гражданской Администрацией, а сами рабочие отправлялись в основном на рыбные промыслы Сахалина, Камчатки и Курильских островов. Значительная часть этих рабочих оставалась в СССР до конца 1950-х годов, а некоторые из них со временем приняли советское гражданство и остались в России навсегда.

     Затем на смену рыболовам пришли лесорубы. В 1967 году было заключено советско-северокорейское соглашение, в соответствии с которым Северная Корея начала отправку в СССР лесорубов. На этот раз отбором и подготовкой кандидатов занимались исключительно северокорейские государственные органы, а лагеря северокорейских лесорубов в тайге фактически превратились в своего рода «государства в государстве».

     Современный этап в истории импорта северокорейской рабочей силы на российский Дальний Восток начался во середине 1990-х годов. На этот раз основную массу среди корейских рабочих составляют не работники рыбных промыслов как в 1945-1960 годах и не лесорубы как в 1967-1990-м, а строительные рабочие. В последние полтора десятилетия численность северокорейских рабочих на территории РФ составляла 20-30 тысяч человек (в 2016 году рабочих было 31,5 тыс.) Примерно ¾ этих рабочих находилось на территории российского Дальнего Востока.

Работа по контракту

     Последние несколько лет стали временем неопределённости – санкции ООН и пандемия сильно повлияли на положение северокорейских рабочих. Поэтому имеет смысл объяснить, как работали механизмы отбора в недавнем прошлом.

     Если говорить об организации труда, то находящихся в России северокорейских рабочих можно разделить на две группы. По состоянию на 2016-17 гг. примерно треть из них работала на тех объектах, к которым они были прикреплены по условиям соглашений, заключённых между отправившей их за границу северокорейской организацией и её российскими партнёрами. Значительная часть этих рабочих трудится на стройках, но многие из них до недавнего времени работали и на производственных предприятиях. Хотя в целом среди северокорейских рабочих преобладают мужчины, некоторое количество работниц трудилось на предприятиях лёгкой и пищевой промышленности.

     По прибытии в Россию северокорейский рабочий обычно на некоторое время прикреплялся к какому-то объекту, но потом ему, как правило, удавалось добиться от своего руководства разрешения работать по так называемой «контрактной схеме». «Контрактная схема» предусматривает, что рабочий становится членом автономной бригады. Руководитель бригады находит заказчиков, в роли которых могут выступать и достаточно крупные российские фирмы, и мелкие предприятия, и индивидуальные лица. Во городах Приморья обычной является ситуация, когда северокорейская бригада договаривается, например, о проведении ремонта квартиры с её владельцем – работу владелец при этом оплачивает наличными из своего кармана. Рабочие обычно трудятся по аккордной плате, то есть они получают деньги за завершённую работу.

     При том, что северокорейские власти с подозрением относятся к самому факту пребывания своих граждан за границей, находящиеся в России северокорейские рабочие пользуются немалыми свободами. Их северокорейское начальство требует от них в первую очередь одного: каждый рабочий должен регулярно (обычно – раз в месяц) вносить в кассу отправившей его в Россию организации определённую, заранее оговоренную сумму. Сумму эту официально называют «плановыми платежами».

     «Плановые платежи» рассчитываются не как доля заработка рабочего, а как фиксированная сумма, которая на практике составляла 50-60% того заработка, который в среднем получает человек данной квалификации и опыта. Связано это с тем, что по большей части рабочие получают оплату наличностью. Северокорейское руководство не может проконтролировать, сколько именно денег заработал тот или иной рабочий. В этих условиях фиксированные платежи (нечто вроде современного варианта оброка) являются наиболее рациональной схемой получения дохода. С точки зрения самого работника эта схема требует максимизировать заработки – ведь всё, что он заработает сверх заранее оговорённой суммы, остаётся в его распоряжении.

     Часть «плановых платежей» остаётся в распоряжении той северокорейской фирмы, которая организовала набор, обучение и отправку рабочего за границу, а остальное поступает в бюджет государства. По оценкам, по состоянию на 2016-17 гг., то есть на тот момент, когда решения Совета Безопасности ООН сделали использование труда северокорейских рабочих формально незаконным, доходы от продажи рабочей силы составляли от 200 до 400 миллионов долларов в год. По скромным меркам северокорейского бюджета это большая сумма.

Гонка за длинным рублём 

     Нет сомнений, что рабочие КНДР в России трудятся в очень тяжёлых условиях: 12-часовой рабочий день является нормой, а смертность от несчастных случаев на производстве среди них в четыре раза выше, чем в среднем по российской строительной индустрии. С другой стороны, в большинстве случаев они у себя дома заплатили немалые взятки за возможность поехать в Россию. Причина ясна: выезд в Россию даёт гражданам КНДР заработать суммы, о которых у себя дома они не могли бы и мечтать.

     Работа в СССР и России в Северной Корее была всегда чрезвычайно престижной и выгодной. Так обстояли дела и уже в 1970-е годы, когда в Корее распространилась поговорка: «В сибирской тайге на деревьях растут холодильники и магнитофоны». Уже тогда несколько лет работы в сибирской тайге могли обеспечить лесорубу и его семье благополучную жизнь на десятилетия вперёд.

     Подобная ситуация сохраняется и в наши дни. При том, что конкретные доходы рабочего сильно зависят от его специальности, квалификации и физического состояния, до 2016-17 гг. среднему северокорейскому рабочему, которому договаривался о «контрактной схеме», удавалось откладывать около 1,5-2 тысяч долларов в год. Обычная продолжительность командировки составляет около трёх лет, так что среднестатистический рабочий возвращался домой, скопив 4-5 тысяч долларов США.

     Даже в благополучном и предкризисном 2016 году средняя зарплата в Пхеньяне составляла в пересчёте по рыночному курсу примерно 50 долларов в месяц, а самые квалифицированные рабочие на предприятиях ВПК могли получать тогда до 100 долларов в месяц. При этом напоминаем, что речь идёт о заработках в КНДР, а не о сбережениях.

     Таким образом, северокорейский рабочий за три года тяжёлого труда в России зарабатывал сумму, которую ему, останься он у себя дома, не удалось бы накопить и за пару десятилетий. Это обстоятельство хорошо известно всем северокорейцам, которые понимают: работа за границей является единственной возможностью скопить стартовый капитал для тех, у которых нет особых связей. Заработанные там деньги потом можно использовать для того чтобы решить жилищные проблемы или создать собственный мелкий бизнес – например, магазин, закусочную или, скажем, мастерскую по ремонту мопедов.

Взятки, чтобы попасть в рабство?

     Поэтому неудивительно, что все без исключения северокорейские рабочие, которым удалось выехать за рубеж, в том числе и в Россию, были вынуждены заплатить немалые взятки для того, чтобы добиться этой привилегии. По состоянию на 2015-16 гг.  взятка, которую приходилось платить за право выезда на работу в Россию, составляла, в зависимости от конкретных обстоятельств, от 350 до 500 долларов США. Многим кандидатам приходилось влезать в долги для того, чтобы накопить деньги, необходимые для выплаты взяток.

     Взятки обычно приходится давать непосредственному начальству на работе (в том числе и начальству по партийной линии). Желательно заплатить взятку также врачам в медицинской комиссии и специалистам в технической комиссии, которые должны подтвердить квалификацию будущего рабочего.

     Большинство выезжающих в Россию рабочих являются членами ТПК: членство в ТПК является не обязательным, но желательным требованием к кандидату на выезд. Кроме этого квоты на выезд распределяются таким образом, что среди рабочих непропорционально много выходцев из северокорейской столицы – привилегированного города Пхеньяна. Иначе говоря, практически все они относятся к, условно говоря, северокорейскому среднему классу.

     В связи с вышеизложенным становится ясно, что высказанное Госдепартаментом в адрес России обвинение в поощрении «принудительного труда» носит недобросовестный характер (другой вопрос – это соблюдение Россией резолюций Совета Безопасности ООН).

     Для того, чтобы убедиться в этом, можно обратиться к принятому в международном праве определению принудительного труда. Это определение опирается на «Конвенцию о принудительном или обязательном труде», которая была принята Международной организацией труда в 1930 году и действует до сих пор.

     Статья 2 Конвенции даёт следующее определение «принудительного труда»: «Для целей настоящей Конвенции термин «принудительный или обязательный труд» означает всякую работу или службу, требуемую от какого-либо лица под угрозой какого-либо наказания, для выполнения которой это лицо не предложило своих услуг добровольно». Как хорошо видно из изложенного выше, отправившиеся за рубеж на заработки северокорейские рабочие вовсе не являются подневольными изгоями. Наоборот, каждый из них активно лоббировал право на выезд и заплатил за это право немалые взятки.

     При этом в официальных комментариях к Конвенции, принятых МОТ в 2005 году, подчёркивается необходимость различать «принудительный труд» и труд в плохих условиях. В комментариях говорится: «Принудительным труд не следует считать в силу низкой заработной платой или плохих условий труда. Принудительным трудом также не считается ситуация экономической необходимости – например, когда работник полагает, что не может оставить работу из-за реального или предполагаемого отсутствия альтернатив».

     О том, что работа в Северной Корее является исключительно выгодной для самих рабочих, и что они ведут активную конкуренцию за эти рабочие места, писали все те исследователи, которые занимались вопросами экспорта корейской рабочей силы в Россию и иные страны.Помимо российских исследователей (Т.Г. Троякова, А.Н. Ланьков, Л.В. Забровская) о добровольном и конкурсном характере отбора на работу за рубеж, и о связанной с этим коррупции писали исследователи из Японии (И Эриа), Южной Кореи (Ли Чхан Хо, Ли Ён Хён). Отмечали этот фактор и журналисты – Василий Головнин (Россия), Ли Дон Хун (Южная Корея), Чу Сон Ха (журналист-эмигрант из Северной Кореи, работающий в одной из крупнейших южнокорейских газет). Иначе говоря, по вопросу о добровольности и высокой престижности работы в России нет никаких разногласий среди тех, кто занимался этим вопросом вне зависимости от их гражданства, политических взглядов и личных симпатий учёных и журналистов.

Кризис и дипломатические игры 

     В 2017 году Северная Корея оказалась в центре международного кризиса, который, надо признать, она сама и спровоцировала, проведя серию запусков межконтинентальных баллистических ракет, а также испытание термоядерного заряда – в нарушение существующих резолюций Совета Безопасности ООН. В сложившейся на конец 2017 г. ситуации в поддержку максимально жёстких санкций в отношении КНДР выступили не только США, но и Китай. Другие постоянные члены Совета Безопасности (Россия, Великобритания и Франция), как обычно и происходит в подобных ситуациях, автоматически последовали в фарватере двух главных игроков Совета Безопасности по северокорейскому вопросу – США и Китая.

     Результатом необычного американо-китайского единства стало принятие целой серии жёстких резолюций, которые фактически установили нечто напоминающее экономическую блокаду в отношении Северной Кореи. Среди всего прочего эти резолюции потребовали от всех стран членов ООН не использовать труд северокорейских рабочих. В сентябре 2017 года Совет Безопасности ООН запретил членам ООН выдавать разрешения на работу гражданам Северной Кореи, а в декабре того же года Совет Безопасности потребовал от членов ООН начать высылку северокорейских рабочих и завершить её до конца 2019 года.

     При этом и американские официальные лица, и многие международные правозащитные организации (кстати, далеко не всегда занимающие проамериканские позиции), говоря о положении северокорейских рабочих, широко используют такие термины как «принудительный труд» – и утверждают, что решение о запрете использования северокорейской рабочей силы отчасти продиктовано и стремлением защитить права северокорейских рабочих. Однако, как можно видеть из вышеизложенного, применение термина к северокорейским рабочим является весьма сомнительным.

     Понятно, почему этот подход применяется в риторике США и других стран Запада. Западным дипломатам хочется представить действия, направленные на обеспечение национальных интересов своих стран, в качестве действий, которые вызваны гуманитарными побуждениями, заботой о северокорейских рабочих, якобы подвергающихся эксплуатации.

     Подобные заявления являются, мягко говоря, не соответствующими действительности. Если северокорейскому рабочему в результате деятельности Совета Безопасности ООН теперь не удастся выехать за границу, его не ждёт дома труд в комфортабельном офисе. Вероятнее всего, условия работы на северокорейских промышленных и строительных объектах будут ещё более суровыми, чем условия работы на аналогичных объектах в России – однако зарплата, на которую реалистически может рассчитывать северокорейский рабочий у себя дома, во много раз уступает той зарплате, которую он мог бы получать за границей.