В последнее время наблюдаются серьёзные изменения в риторике официальных северокорейских публикаций, посвящённых вопросам межкорейских отношений. В частности, отказываясь от сложившейся более 70 лет назад практики, северокорейский официальные лица и СМИ начали использовать официальное название южнокорейского государства. Похоже, что некоторые вопросами отношения с Югом будет заниматься МИД, а не специализированные отделы ЦК ТПК и созданные специально для ведения дел с Южной Кореей организации. Наконец, общее количество упоминаний о Южной Корее в официальной северокорейской печати на протяжении всего правления Ким Чен Ына неуклонно снижалось, и сейчас это снижение ускорилось. В Пхеньяне, кажется, пришли к выводу о том, что в создавшейся ситуации более нет необходимости слишком много и слишком активно говорить об объединении страны и подчёркивать национальное единство Севера и Юга - тем более, что в необходимость и желательность объединения в пхеньянской политической элите давно уже мало кто верит.

Официальное взаимное непризнание

     В последнее время в официальной северокорейской риторике происходят важные изменения при обсуждении вопросов, связанных с межкорейскими отношениями. С одной стороны, северокорейская печать в последние годы стала уделять Южной Корее меньше внимания. С другой стороны, в официальных северокорейских публикациях и даже в заявлениях чиновников стали появляться фразы и термины, использование которых в прошлом было категорически запрещено. Запрещалось использование этих терминов потому, что в корейском языке их полагается применять исключительно к иностранным государствам – а Южная Корея официально иностранным государством не считается.

   Когда в 1948 году на Корейском полуострове было основано два корейских государства, Республика Корея на Юге и Корейская Народно-Демократическая Республика на Севере, эти государства не признали друг за другом право на существование. С точки зрения Конституции КНДР, суверенитет страны распространяется на всю территорию полуострова. Южная часть полуострова, в соответствии с официальной северокорейской трактовкой, временно находится под американской оккупацией, а южнокорейское правительство является не более чем марионеточным образованием. Аналогичная картина, впрочем, возникает и из южнокорейской Конституции. В соответствии с ней, территория Республики Корея (официальное название Южной Кореи) включает в себя весь Корейский полуостров. Однако считается, что в северной части станы вспыхнул коммунистический мятеж, в результате чего половина территории Республики оказалось под контролем “самопровозглашённого правительства” в Пхеньяне.

     Понятно, что всё вся эта картина уже давно стала фикцией, и в реальных отношениях ни Сеул, ни Пхеньян ей не руководствуется. Фактически руководство обоих стран уже давно признало сложившуюся ситуацию. Всем понятно, что и Север, и Юг являются двумя суверенными государствами – вне зависимости от того, что написано у них в Конституциях. 

    Однако в официальных документах обе стороны по-прежнему используют такие термины, которые должны были подчеркнуть, что Север и Юг являются частями одной страны, и рано или поздно должны объединиться. Примеров подобных лингвистическо-дипломатических манипуляций можно найти великое множество. 

     Например, въезд жителя Юга на Север, равно как и въезд жителя Севера на Юг, в официальных документах никогда не назывался обычным для иммиграционных властей словом “ипкук”. Вместо этого использовался другой термин, “ипкён”, который буквально означает “пересечение границы”, и который был специально создан для описания поездок из одного корейского государства в другое. Торговля между Севером и Югом (в те времена, когда она существовала) также формально не считается международной торговлей. Вместо термина “сучхуль” (“экспорт”) и “суип” (“импорт”), которым в корейском языке используют при описании коммерческих контактов суверенных государств, в случае торговли между Северной и Южной Кореей полагается использовать специально выдуманные для этого термины “панчхуль” и “панип”. Более того, в официальной отчётности торговля с другим корейским государством не включается в материалы по внешней торговле – соответствующая статистика всегда публикуется отдельно.

   Вдобавок, в северокорейской печати было категорически запрещено использование самоназвания южнокорейского государства. Хотя жители большинства стран мира называют страну “Кореей” (звучит это слово, конечно, немного по-разному в разных языках мира), у самих корейцев с давних времён для своей страны есть несколько очень разных по звучанию названий. Так получилось, что на Севере и на Юге после 1948 года стали использовать два разных названия страны. Жители КНДР называют Корею словом “Чосон”, а формальное название северокорейского государства – то самое, которое на русский переводят как “КНДР” – звучит как “Народно-Демократическая Республика Чосон”. В Южной Корее свою страну называют “Хан” или “страна Хан”, а полное формальное название государства, соответственно, звучит как “Республика Хан”. При этом в северокорейской печати, Южную Корею вот уже почти 70 лет можно называть только “южным Чосоном” – и никак иначе. Таким образом подчёркивается, что никакой “Республики Корея” (в южнокорейских терминах, соответственно, “Республики Хан”) не существует, что вся южная половина полуострова – просто временно оккупированная врагами часть северокорейского государства, то есть Народно-Демократической Республики Чосон.

     Несколько похожая ситуация существует и в южнокорейской прессе, хотя правила там всё-таки совсем не такие жёсткие. В отличие от Северной Кореи, южнокорейские здания могут иногда использовать официальные полное и краткое (“Чосон”) самоназвание Севера. Однако на практике, по традиции, установившийся ещё во времена антикоммунистических военных диктатур, южнокорейские издания тоже почти всегда именуют Северную Корею “северной Хан”. 

     Впрочем, дело одними терминами не ограничивается, хотя термины и ритуалы в таких вопросах бывают очень важны. В частности, отношениями с “другой Кореей” и на Севере, и на Юге не занимаются Министерства иностранных дел – ведь речь идёт формально не об иностранном государстве. На Юге вопросами отношений с Северной Кореей Северную Корею ведает специальное Министерство объединения.

     На Севере в государственном аппарате соответствующего подразделения нет, отношения с Югом там курирует партия через Отдел единого фронта Центрального Комитета ТПК. Есть в ЦК ТПК и секретарь, который отвечает за отношения с Южной Кореей. Именно он на практике воспринимается как эквивалент и, при необходимости, равный переговорный партнёр южнокорейского министра объединения. В тех случаях, когда партийные органы не могли решить вопрос напрямую (например, при подписании торговых соглашений или решении визовых вопросов) для их формального решения создавались полугосударственные органы с неопределённым статусом.

Новые веяния

   Однако в последнее время и, особенно, в этом году все эти правила, долго считавшиеся незыблемыми, стали нарушаться. Летом этого года в Северную Корею надеялась приехать Хён Чон Ын, вдова Чон Мон Хона, одного из руководителей группы “Хёндэ” и, пожалуй, самого про-северокорейского из всех южнокорейских олигархов. Хён Чон Ын собиралась провести на территории Северной Кореи обряды в честь своего мужа, которого не стало ещё в 2003 году. Северокорейское руководство отказалось дать согласие на её приезд. Сам по себе отказ был вполне предсказуем: северокорейская сторона до конца июля держала границы страны жёстко закрытыми.

   Внимание экспертов привлекло то обстоятельство, что об этом отказе официально заявил представитель МИД КНДР, то есть организации, которая в прошлом никогда не занималась вопросами, связанными с Южной Кореей. Вдобавок, в тексте северокорейского заявления возможный въезд Хён Чон-ын в страну описывался упомянутым выше словом “ипкук”, которое в северокорейской официальной документации до этого никогда не применялась к гражданам Юга и было зарезервировано исключительно для “настоящих” иностранцев, то есть граждан третьих государств. Наконец, в заявлении МИДа было употреблено официальное название южнокорейского государства (“Республика Корея”) – слово, которое на протяжении десятилетий было табуировано в северокорейских официальных документах. Впрочем, название это в опубликованном тексте заявления взяли в кавычки, как бы намекая таким образом, что “Республика Корея”, всё-таки, страна не совсем настоящая.

Случайность? – Не думаю…

     Вскоре стало ясно, что речь идёт не о случайной ошибке (впрочем, в Северной Корее ошибок в столь важных текстах быть не может). 10 июля Ким Ё Чжон, сестра Ким Чен Ына и, фактически, представитель северокорейского правительства по вопросам внешней политики и межкорейских отношений, упомянув в своём выступлении Южную Корею, тоже употребила официальное название страны. С тех пор подобное словоупотребление стало нормой в её выступлениях - подсчитано, что за время, прошедшее после 10 июля, Ким Ё Чжон употребила официальное название южнокорейского государства десять раз. 

    Набирают силу и другой процесс: в северокорейских публикациях всё реже употребляют термины, связанные с объединением страны, равно как и термины, подчёркивающие национальное единство северян и южан. Например, в северокорейском пропаганде на протяжении десятилетий широко использовался термин “ури минчжок ккири” (“наша национальная община”), который применялся тогда, когда речь шла о северянах и южанах одновременно.

     С 2012 года, то есть первого года правления Ким Чен Ына (нынешний руководитель унаследовал власть в декабре 2011 года), частота употребления этого термина неуклонно снижалась, а в первые шесть месяцев этого года главная северокорейская газета “Нодон синмун” вообще не употребила его ни разу. Для сравнения: в 2012 году термин “наша национальная община“ в “Нодон синмун” написали 558 раз. Похожие явления наблюдаются и при использовании других терминов, связанных с объединением страны. Иначе говоря, о Юге и, особенно, о необходимости объединения с ним, в северокорейской печати говорят всё меньше и меньше. Смысл этих изменений можно понять: на Севере постепенно пришли к выводу, что слишком много говорить об объединении с Югом не следует даже из пропагандистских соображений.

     Вывод этот, пожалуйста, имеет под собой все основания. Руководство КНДР понимает, что при существующим соотношении сил (в первую очередь – соотношении экономического и демографического потенциала), объединение Севера и Юг неизбежно приведёт к тому, что в едином государстве будут однозначно доминировать Юг. Нынешние руководители, как высшего, так и среднего звена, при таком повороте событий, скорее всего, будут оттеснены от кормила власти, а могут – чего, разумеется, они не хотят. С их точки зрения идеальным сценарием будущего стало бы сохранение на Корейском полуострове двух независимых и непохожих друг на друга государств.

    Против такого поворота событий сейчас не возражает как южнокорейская элита, так и южнокорейское население в целом. Интереса к объединению с бедным Севером у богатого Юга всё меньше, так как южане, особенно молодые, понимают: такое объединение будет стоить дорого и деньги на него будут забирать из карманов южан. С течением времени и сменой поколений чувство национального единства ослабло не только на Севере, но и на Юге, так что большинство южан среднего и младшего возраста сейчас совсем не мечтает об объединении (скорее уж, наоборот – они объединения боятся). Так что предпринятые на Севере первые шаги к тому, чтобы наконец, так сказать, “оформить давно уже состоявшийся развод” нравятся многим и по другую сторону границы двух корейских государств – которую, конечно же, формально никто “государственной границей” не называет…