Северная Корея сталкивается с серьёзным экологическим кризисом – исчезновением лесов. Значительная часть лесного покрова была потеряна ещё несколько столетий назад, но сокращение площади лесов продолжается. Правительство осознаёт проблему, но решить её пока не может. Она из причин этого – рост стихийного частного земледелия, полней на горных склонах, владельцы которых саботируют работу по восстановлению лесного покрова. Ликвидировать поля тоже невозможно: без них значительная часть населения будет голодать. Общая бедность страны усугубляют ситуацию.

На Севере – трава и кусты, на Юге - леса

     Одна из особенностей северокорейского пейзажа, которая бросается в глаза любому иностранцу – это отсутствие леса на склонах большинства гор и холмов. Лесной покров сохранился лишь в северо-восточной части страны, недалеко от тех мест, где сходятся границы Китая, России и Северной Кореи. В целом же Северная Корея является страной горной, но горы эти покрыты травой и мелким кустарником.

   В корейской литературе часто утверждают, что в уничтожении лесного покрова в Корее виноваты японцы, которые якобы в массовом количестве вырубали корейские леса. Однако изучение карт и фотографий XIX века хорошо показывает: Корея потеряла почти все свои горные леса ещё до того, как на её землю ступила нога японского солдата. Причина очевидна: в старые времена в Корее лес был важнейшим строительным материалом, а также источником топлива. Плотность населения была велика, и в результате лес сохранился только в тех местах, где люди было мало, то есть в отдалённых горных районах.

     Южная Корея сейчас – это страна горных лесов. Однако эти леса вторичные, их высадили полвека назад, когда в Южной Корее была осуществлена одна из самых успешных в мировой истории программ восстановления лесного покрова. К сожалению, в Северной Корее такую программу до сих пор запустить не удалось – хотя в северокорейском руководстве вполне осознают существование проблемы, и понимают, что голые склоны корейских гор представляют и экологическую опасность. Это было продемонстрировано во время катастрофических наводнений 1995-96 годов, которые послужили одной из причин так называемого «Трудного похода» (так в официальной северокорейской литературе называют постигший страну в то время массовый голод).

     В соответствии с официальными северокорейскими публикациями, в 1970 году леса в Северной Корее занимали площадь 9,77 млн гектаров. В 1998 году представители северокорейского правительства передали ООН материалы, в которых общая площадь лесов оценивалась в 7,5 млн гектаров. Обычно к северокорейской статистике следует относиться с осторожностью, но в данном случае она проверяется (и подтверждается) независимыми наблюдениями. В 1998 году южнокорейские специалисты начали использовать спутниковые снимки для того, чтобы оценить площадь, покрытую лесами в Северной Корее. С тех пор подобные обследования проводятся регулярно, раз в десять лет.

     В 1998 году южнокорейские специалисты оценили площадь лесов в 7,53 млн гектаров (иначе говоря, они полностью подтвердили официальные северокорейские данные). К 2008 году, однако, площадь леса сократилась до 6,16 млн гектаров. Правда, в последующее десятилетие произошло небольшое увеличение площади северокорейских лесов – до 6,76 млн гектаров в 2018 году. Тем не менее получается, что за период с 1970 по 2018 год Северная Корея потеряла около трети всех лесов – и это при том, что лесов в стране и так очень мало.

     Эта проблема, как уже говорилось, осознаётся руководством страны. В своём новогоднем обращении в 2019 году Ким Чен Ын специально упомянул необходимость «вести борьбу за восстановление лесов» - а ведь в новогодних обращениях полагается упоминать лишь самые важные политические задачи. Более того, северокорейское правительство пытается активно сотрудничать с международными природоохранными организациями, рассчитывая на их финансовую, экономическую и техническую помощь в деле восстановления лесного покрова.

Почему в КНДР исчезают леса?

     Почему же, несмотря на все усилия, ситуация продолжает оставаться сложной – и, более того, ухудшается? На это есть несколько причин.

     На раннем этапе, до середины 1990-х годов большую роль в сведении лесов сыграла программа строительства террасных полей, которую в своё время активно проводило в жизнь правительство КНДР. И основатель Северокорейского государства Ким Ир Сен, и его сын Ким Чен Ир неоднократно говорили о необходимости превратить склоны корейских лесов в террасные поля, резко увеличив таким образом площадь пахотных земель.

     Подобная политика была, безусловно, ошибочной и экологически опасной. Террасные поля неплохо работают в тёплом климате южного Китая (оттуда, собственно, и пришла в Северная Корею эта идея). Однако в Северной Корее создание террасных полей привело к печальным результатам. Во время катастрофических ливней 1995-1996 годов эти поля просто смыло – вместе со значительной частью того почвенного покрова, который ещё оставался на склонах гор. С тех пор программа строительства террасных полей была свёрнута, и в северокорейской прессе сейчас по понятным причинам не упоминают о том, что она существовала.

Сотхочжи против лесов

     Однако на смену террасным полям пришла новая напасть, бороться с которой оказалось много сложнее – полуофициальные частные поля, так называемые сотхочжи. Они стали в больших количествах появляться в начале 1990-х годов, когда в Северной Корее, с одной стороны, резко ухудшилось продовольственное положение (перестали отоваривать продовольственные карточки), а с другой – ослаб контроль над населением.

   Крестьяне и жители небольших городков, понимая, что рассчитывать на приобретение продовольствия законным порядком – по карточкам в магазинах – более невозможно, взяли решение продовольственных проблем в собственные руки. Поскольку система сельскохозяйственных кооперативов (северокорейских «колхозов») оставалась в общем неизменной, простые северокорейцы стали явочным порядком занимать участки на склонах гор, где ими выращивались самые базовые, необходимые для выживания семьи продукты – обычно, кукуруза, соевые бобы, картофель. Некоторые, впрочем, проявляли инициативу и выращивали на своих сотхочжи и продукты на продажу – например, перец, овощи или табак. В годы голода, в 1996-99 гг., такие поля стали массовым явлением.

     В принципе, сотхочжи являются незаконными, и теоретически северокорейские власти вполне бы могли с ним справиться. Более того, не раз за последние два десятилетия центральное правительство организовывало кампании, направленные на искоренение этих частных полей на склонах гор. Однако на практике из этих кампаний ничего не выходило – в первую очередь потому, что они саботировались на низовом уровне. Ни чиновники уездного звена, ни местная полиция вовсе не горели желанием искоренять сотхочжи и выгонять их владельцев с горных склонов.

     Причина такого подхода понятна. В нынешней ситуации сотхочжи вносят большой вклад в продовольственный баланс страны. Площадь этих неофициальных горных полей составляет примерно 20% всей площади обрабатываемых земель в КНДР, но эти участки производят около четверти всей сельскохозяйственной продукции страны. В целом производительность на частных земельных участках выше, чем в сельскохозяйственных кооперативах – несмотря на то, что участки располагаются на крутых склонах, их владельцы не могут использовать технику и испытывают серьёзные проблемы с доставкой на свои участки даже удобрений.

     Большинство семей в северокорейской глубинке попросту будет голодать, если их лишить этих участков, и местное начальство это отлично понимает. Отчасти оно сочувствует своим односельчанам, а отчасти – обеспокоено тем, что жёсткие меры по искоренению сотхочжи могут вызвать массовое недовольство, даже волнения, ответственными за которые в конце концов сделают именно местное чиновничество. В результате периодические кампании по борьбе с сотхочжи кончаются обычно ничем.

Программы озеленения не радуют владельцев частных наделов

     При этом Управление лесоохраны пытается высаживать на склонах гор саженцы деревьев. Однако эта деятельность не вызывает энтузиазма у владельцев сотхочжи. Во-первых, лес трудно использовать для того, чтобы возделывать в тени деревьев кукурузу или даже перец. Во-вторых, понятно, что участок, ныне неофициально используемый под сельскохозяйственные нужды превратиться в участок леса, то владельцев, скорее всего оттуда в итоге выживут.

     Поэтому владельцы сотхочжи (то есть две трети всех семей в сёлах и маленьких городках) всячески саботируют попытки высаживать лес в горах, а иногда – и стараются отделаться от существующего леса. Обычно они обрезают кору или повреждают корни саженцев, но бывали периоды, когда дело доходило и до поджогов.

     Северокорейские официальные документы, в том числе и закрытые, полны самых жёстких заявлений о необходимости защищать корейские леса и бороться с саботажниками. В закрытых материалах для работников правоохранительных органов содержится немало историй о злоумышленниках, повреждавших леса, но в конце концов пойманных и подвергшихся наказанию. Однако на практике владельцы сотхочжи понимают, что риск не так уж и велик, и поймать злоумышленника сложно.

     Есть ли из этой ситуации выход? Пока, честно говоря, его не видно. С одной стороны, трудно не понять северокорейскую бедноту, которая совершенно не готова отказываться от участков, и у которой, в общем, нет другого способа прокормить себя и свои семьи. С другой стороны, их деятельность разрушает северокорейскую природу. Более того, в каком-то смысле они могут сами от неё со временем пострадать – например, если на Корею в очередной раз обрушаться катастрофические ливни. Как бы то ни было, северокорейские горы по-прежнему остаются «лысыми» - и, вдобавок, практически все их склоны покрыты квадратиками неформальных полей сотхочжи.